Будаг — мой современник - Али Кара оглы Велиев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каково же было мое удивление, когда газета поместила на своих страницах фельетон «Не верим вашим обещаньям», который заканчивался так:
Устали мы от болтовни,
От ваших лживых обещаний,
Мы ждем не слов,
А дел реальных!
И снова товарищи по школе поздравляли меня, а кое-кто говорил о «рождении нового поэта».
Наша партийная школа помещалась в двух зданиях, раньше принадлежавших городскому реальному училищу. В одном здании мы учились, в другом помещалось общежитие для слушателей и столовая.
На третьем этаже учебного здания был зрительный зал со сценой и бархатным занавесом. Если бы не стулья грубой работы местных шушинских мастеров, ни к чему бы нельзя было придраться. В школе было удобно учиться, жить и отдыхать. Только одно доставляло нам немало неудобств: в зданиях было холодно.
В Шуше осень туманная и сырая, а зима холодная, морозная. Местное население, живущее здесь постоянно, летом запасается топливом. Наш директор был человеком нездешним; никто его не предупредил о суровостях здешней зимы, поэтому запастись топливом забыли.
В школьном хозяйстве основной тягловой силой были два осла. Дежурные навьючивали на спины ослов корзины и отправлялись за топливом для школы. В их обязанности кроме того входила еще и доставка хлеба из пекарни.
Когда дежурство выпало на мою долю, напарником моим в тот день оказался паренек по имени Эйваз. Мы быстро доставили в школу дрова и отправились в пекарню за хлебом. На дверях пекарни нас ожидало объявление: «Сегодня хлеба не будет, так как в пекарню не завезли дрова».
Возвращаться в школу без хлеба нельзя. И тут мне в голову пришла неожиданная мысль. Один из бывших вюгарлинцев, Мешади Аскер, держал на базаре большую хлебную лавку. При лавке был хороший тендыр, в котором удачливый хозяин выпекал на продажу домашние чуреки. Их расхватывали покупатели. Я часто покупал у него хлеб для дома Вели-бека, который особенно ценил хорошие чуреки.
Эйваз сразу понял меня. И мы отправились на базар. Мешади Аскер приветливо со мной поздоровался, мы обменялись новостями о знакомых земляках, о жизни, а потом я сказал:
— Меня послал директор партийной школы договориться о ежедневной покупке хлеба для нашей столовой. Я не хотел, чтобы такой выгодный заказ попал в чужие руки. Что ты думаешь по этому поводу?
Мешади Аскер обрадовался и возблагодарил аллаха, что у него такие верные друзья.
Прежде чем заключить деловую сделку с нами, он послал подручного в соседнюю лавку купить сыру и принести из чайханы три стакана хорошего чая. Мы пили чай, и Мешади Аскер поинтересовался, какое количество хлеба требуется школе.
Мы с Эйвазом стали подсчитывать: тридцать пять слушателей; учителей и других работников школы — пятнадцать человек; всего — пятьдесят; а если каждый в день съедает по два чурека, значит, сто чуреков.
Мы аккуратно сложили чуреки в корзины, нагрузили на ослов, а хозяин пекарни все крутился около нас, не решаясь спросить, и перед самым нашим уходом все же решился.
— Да буду я жертвой твоей, — спросил он застенчиво, — а где же деньги?
Но я не смутился:
— Под вечер к вам заедет наш школьный счетовод и рассчитается с вами, а заодно договорится о необходимом количестве и о цене.
Мы погнали ослов по дороге к школе. Эйваз всю дорогу веселился, вспоминая, как я говорил с пекарем.
Когда мы привезли и выгрузили свежие чуреки, золотившиеся оттого, что были щедро смазаны сметаной и яичным желтком и посыпаны густо маком, сытный запах хлеба разнесся по всей школе.
Директор похвалил нас, и Гюльмали Джуварлинский тоже. Но об уплате Мешади Аскеру никто и не вспомнил. И я отгонял о нем мысли, как назойливую муху, но чувствовал, что перестарался с обещаниями.
«Ничего, не обнищает, — решил я про себя, — стольких он обманывал на своем веку, не грех однажды и его обмануть. К тому же не чужой я ему, а земляк!..»
Я столько думал о Мешади Аскере, что стихи о нем сложились у меня в голове сами собой:
Прости нас, грешных, Мешади,
Но денег за чурек не жди.
Нажив на бедных капитал,
Ты жертвою обмана стал.
И опустела хоть сума, —
Надеюсь, не сойдешь с ума!
Когда я прочел эти стихи Эйвазу, он долго смеялся:
— Ну и пройдоха ты, Будаг! Ну и хитрец!
Но мне от его слов становилось стыдно, я уже не думал, что поступил хорошо.
Вообще-то с питанием у нас было неважно. Чаще всего на завтрак мы ели пшенную или ячневую кашу, заправленную небольшим количеством бараньего сала. На обед нам давали суп из баранины. Ужин ничем не отличался от завтрака.
В больших жестяных бидонах кипятили воду, которую только закрашивали чаем, а потом так называемый чай разливали по чайникам и расставляли по столам, а там уж мы сами хозяйничали. Горячие края жестяной кружки жгли губы, кружку трудно было держать в руках — чай в ней никак не остывал, пили его без сахара.
Неделю мы готовились к празднованию пятой годовщины Октябрьской революции. Маршировали в колонне под сочиненную мною песню. Самый рослый и сильный из нас нес впереди красное знамя, он ухитрялся нести его так высоко, что каждый в колонне видел алое полотнище.
Драматический кружок репетировал пьесу местного самодеятельного автора, и называлась она «Права батрака».
ЧЕТКИЕ ШАГИ
Осень в Шуше сырая и мглистая, а в день седьмого ноября ветер разогнал над городом тучи, туман рассеялся, и над головой засияло солнце.
Директор осмотрел придирчивым взглядом нашу колонну и остался доволен: мы были в одинаковой форме — в пиджаках, брюках, ботинках, на голове у каждого — шапка.
По его команде мы двинулись к центру города. На большой базарной площади заранее сколотили трибуну. К площади шли демонстранты-горожане, в руках они несли портреты Ленина и Нариманова.
С трибуны перед демонстрантами выступил с речью председатель уездного исполнительного комитета. Потом на трибуну поднялся директор нашей партийной школы Муслим Алиев. Чуть ли не каждая фраза ораторов, особенно нашего директора, прерывалась аплодисментами. Демонстрация продолжалась до полудня.
Кроме горожан в празднике принимали участие крестьяне окрестных сел, которые специально приехали к этому дню в Шушу и готовились к скачкам на Джыдыр дюзю.
После демонстрации мы вернулись в школу, где повар уже приготовил в честь праздника плов. Все